325. Глубина

Один-единственный момент может стать вечностью, потому что вопрос не в длительности, вопрос в глубине. Нужно понять, что время развивается в длину, медитация — в глубину.

Время длится: за одним моментом следует другой, за другим следует третий… ряд, линия, линейный процесс — но человек движется на одном и том же плане, на горизонтальном плане. Проходит один момент, проходит другой… но горизонтальный план остается прежним.

В моменты глубины вдруг вы соскальзываете вниз, или, с вашего позволения, я скажу: соскальзываете вверх — что одно и то же. Вы больше не горизонтальны; теперь вы вертикальны. Вы совершаете поворот, внезапно выскальзываете из линейного процесса. Становится страшно, потому что ум существует только на горизонтальном плане. Ум пугается. Куда вы движетесь?

Это похоже на смерть. Это похоже на безумие. Для ума возможны только два толкования: или вы сходите с ума, или умираете. Оба сценария внушают страх, и, в некотором смысле, оба они оправданны. Вы умираете для ума — и, таким образом, первое толкование правильно — и умираете для эго. И в определенном смысле вы сходите с ума, потому что движетесь за пределы ума, который считает всякое душевное здоровье своей монополией и думает, что душевное здоровье возможно только в его пределах, а все, что за его пределами, считает безумным. Вы преступаете границу, пересекаете опасную черту, и — кто знает? — может быть, переступив, вы больше не вернетесь.

Но когда вы выскальзываете за пределы горизонтальной линии, открывается вечность; время исчезает. Один момент может быть равен вечности, как будто время останавливается. Все движение существования останавливается, потому что прекращается мотивация.

 

324. Саботаж

Выберите какие-нибудь двадцать четыре часа и запишите все, что сможете вспомнить о том, как в эти двадцать четыре часа саботировали себя — все до мельчайших подробностей. Рассмотрите записанное со всех сторон, под всеми углами — и больше не повторяйте. Это станет медитацией.

Если вы заранее решите, что чего-то не сможете, то у вас ничего не получится. Решение повлияет на вашу жизнь. Оно станет самовнушением. Оно станет семенем. Оно будет саботировать ваши способности. Даже вы сами не можете заранее решать, что вы можете и чего не можете, — вы должны попробовать и убедиться на опыте. Решает только жизнь. И просто глупо, инфантильно решать заранее — но многие пережитки детства мы носим с собой до старости. Пластинка постоянно проигрывается, и если вы заводите ее слишком часто, формируется привычка.

Ум прибегает к этой уловке, когда хочет чего-то избежать. Если вы уже решили, что ничего не выйдет, о чем еще беспокоиться? Зачем бороться? К чему столько напряжения, усилий? Вы уже знаете, что ничего не выйдет. Это ум находит предлоги избежать борьбы. И конечно, если вы будете избегать усилий, ничего и не выйдет, — и это укрепит вас в вашем решении. Вы скажете, что так и знали, что так и говорили, что так выходит всегда. Таковы самоосуществляющиеся пророчества в уме. Они сами себя упрочивают. Круг замыкается, колесо продолжает вращаться.

 

323. Рабство

Вам нужно будет принять стопроцентную ответственность. Когда вы принимаете стопроцентную ответственность, вы становитесь свободны, и тогда для вас нет рабства в этом мире.

По существу, гнев — это своего рода рабство. Я не могу быть в гневе, потому что я не раб. Я много лет не испытываю гнева, потому что ни на кого не перекладываю ответственность. Я свободен; зачем мне гнев? Если я хочу, чтобы мне было грустно, я свободен в грусти. Если я хочу быть счастливым, я свободен в счастье. Свобода не способна к страху, свобода не способна к гневу. Узнав, что ваш мир — это вы сами, вы приобретаете нового рода понимание. Тогда все остальное становится несущественным — только игры и предлоги.

 

322. Доблесть

Подлинная доблесть не в том, чтобы завоевать мир, но в том, чтобы завоевать себя.

Быть в мире воином и бороться — вполне заурядно. Каждый сражается в большей или меньшей мере, потому что сражается весь мир. Война продолжается непрерывно: иногда горячая, иногда холодная.

Все и каждый сражаются, потому что каждого воспиты­вают в честолюбии, каждого отравляют амбициями. А где амбиции, там борьба, там соревнование. У каждого столько амбиций, потому что все общества, существовавшие до сих пор, держатся на амбициозности. Все системы образова­ния только и делают, что прививают детям амбициозность и стремление к успеху.

Подлинная доблесть, настоящая борьба не снаружи, настоящая борьба внутри; настоящий завоевательный поход обращен внутрь. Может быть, Александр был великим воином, но в том, что касалось его инстинктов, он был рабом. Может быть, Наполеон был великим солдатом, но в том, что касалось его собственного гнева, похоти и собственничества, он был так же зауряден, как любой другой человек.

Настоящими храбрецами были Иисус, Будда, Патан-джали — подобные им люди. Они преодолели себя. Теперь никакое желание не может ими помыкать и распоряжаться, теперь никакой бессознательный инстинкт не может иметь над ними власти. Они стали хозяевами собственных жизней.

 

321. Чувство вины

Чувство вины составляет часть эгоистического ума; оно не духовно. Хотя оно и эксплуатировалось религиями, в нем нет ничего религиозного. Чувство вины просто говорит, что вы могли поступить как-то по-другому. Это чувство исходит из эго: можно подумать, вы не бессильны!… можно подумать, все в ваших руках!..

Ничто не в ваших руках — даже вы сами. Все происходит само; ничто не делается вами. Как только вы это понимаете, чувство вины исчезает. Иногда, может быть, вы о чем-то горько сожалеете, но глубоко внутри знаете, что так должно было случиться, потому что вы, часть такого большого целого — и такая крошечная часть — были бессильны поступить по-другому. Как лист дерева… — когда налетает сильный ветер и отрывает лист от ветви, лист тысячу и один раз думает могло быть не так, могло быть иначе; этого расставания можно было избежать… Но что мог сделать лист, если ветер был слишком сильным?..

Чувство вины дает вам преувеличенное представление о собственном могуществе, о собственном всесилии. Чувство вины есть тень эго: вы не смогли изменить ситуацию и теперь чувствуете себя виноватым. Если вы посмотрите глубоко, то увидите, что были бессильны, и весь этот опыт вам поможет стать менее эгоистичным.

Если вы будете постоянно наблюдать, что происходит, какой оборот принимают события, в каких формах разворачивается жизнь, мало-помалу вы отбросите эго. Любовь случается сама собой — и само собой случается расставание. Мы ничего не можем с этим сделать. Вот что я называю духовным подходом к жизни: когда вы понимаете, что ничего нельзя сделать; когда вы понимаете, что вы — только крошечная часть огромного целого.

 

320. Радость

Слово «развлечение» не совсем правильно. Слово «радость» немного глубже. Радуйтесь жизни; празднуйте жизнь.

Вы идете в цирк — это развлечение, и в своем роде немного глупое. Всего лишь паясничанье, оно не трогает вас глубоко, никогда не касается сердца. Люди ищут развлечений, только чтобы как-то провести время. Развлечения поверхностны.

Пусть в вашей жизни будет больше радости — радуйтесь жизни, празднуйте жизнь. Живите в изяществе духа. Развлечение немного обыденно, радость же священна — ступите на святую землю. Если вы смеетесь, пусть смех исходит из радости, не из умственной язвительности, которая говорит, как смешны эти люди, какие они делают глупости! Если у вас в бессознательном сохранится малейшее понятие, что жизнь достойна осмеяния, вам всегда будет немного грустно, немного пусто.

Но если вы радуетесь жизни, вы будете чувствовать молчание, глубокое молчание, не грусть; глубокое молчание, не пустоту. И у этого молчания будет качество наполненности.

 

319. Абсурдное

Общество подавляет три явления: секс, смерть и абсурдное. И абсурдное подавляемо более всего другого.

…Нашлись фрейды, чтобы выступить против подавления секса, и они создали некоторую атмосферу для того, чтобы люди смогли освободиться от этого табу. Смерть табуирована в еще большей степени, чем секс Смерть все еще ждет своего Фрейда, который выступит против ее подавления, — чтобы люди стали свободны в чувствах, связанных со смертью, чтобы люди могли думать о смерти и на нее медитировать, и с того факта, что смерть существует, было снято табу. Но еще глубже смерти табуировано абсурдное. Вся моя борьба — против этого последнего табу.

Я хотел бы, чтобы вы были абсурдны, потому что таково существование. Оно бессмысленно осмысленно, нелогично логично. Все противоречия, все парадоксы внутренне последовательны. Не абсурдны ли вы сами? Можете ли вы доказать, что для чего-то нужны? … что в вас нуждается существование? … — существование обойдется без вас, прекрасно обойдется. Вас не было, существование было; вас не будет, существование будет. Какой же смысл в том, чтобы вы были?

Если вы позволите себе посмеяться и почувствовать абсурдность своего бытия, прямо за этой абсурдностью откроется самое абсурдное из всего — не смех, но тот, кто смеется. Позвольте и эту абсурдность, и вскоре вы увидите, что она выпускает вас из клетки в безграничное небо. Теперь отброшено даже ограничение логики. Теперь вы просто живете; вы не просите смысла. Каждое мгновение внутренне осмысленно — или бессмысленно, что то же самое.

 

318. Освобождение детей

Необходимо освобождение детей. Это величайшая потребность мира, потому что никакое другое рабство столь не глубоко, столь не опасно, столь не разрушительно. Детям не позволяют узнать самих себя.

Общество создает ложные личности, по собственному произволу говорит детям, кто они такие и как они должны себя вести. Общество дает идеалы, и очень скоро ребенок привыкает к тому факту, что он христианин, что он мужчина и должен вести себя, как мужчина, что он не должен плакать, чтобы «не быть нюней». Девочка начинает вести себя «по-женски» — ее учат, что она не должна лазать по деревьям, иначе она будет «как мальчишка». Постепенно устанавливается больше и больше границ, границы сужаются и сужаются, и каждому становится душно и тесно. Вот наша ситуация: каждый задыхается, и глубоко внутри каждый жаждет получить свободу. Но как?

Кажется, окружающие нас стены так крепки и нерушимы. И люди живут в такого рода тюрьмах всю жизнь. Они живут в тюрьмах и в тюрьмах умирают, так и не узнав, что такое жизнь, так и не узнав, какой им предназначалась жизнь, так и не узнав славы и великолепия существования.

Вот обусловленное состояние ума. Весь процесс медита­ции состоит в том, чтобы его разобусловить, разрушить эти стены. Медитация должна исправить все, что было сделано родителями, обществом, священниками и политиками.

 

317. Неотъемлемое одиночество

Никто не может бежать от самого себя. Бежать некуда — вы есть вы. Одиночество вам неотъемлемо свойственно, и избежать его невозможно.

Чем более вы пытаетесь бежать от одиночества, тем более вам становится одиноко. Если же вы начинаете его принимать, начинаете его любить, начинаете им наслаждаться, исчезает всякое чувство, что вам одиноко. И тогда в одиночестве есть красота, удивительная красота

Мы одиноки по своей природе. В одиночестве — наша свобода. И одиночество не против любви. Более того, любить может только человек, который один — и умеет быть один. Таков парадокс любви: любить может только человек, который один, и только человек, который любит, оказывается один. Любовь и одиночество приходят вместе. И если вы не способны к одиночеству, вы не будете способны и к любви. Тогда ваша так называемая любовь будет только бегством от себя. Ваша любовь не будет настоящей любовью, не будет настоящим общением. Кто будет общаться — и с кем? Вы не общались еще даже с собой; как вы можете общаться с другими? Вас нет — кто будет общаться с другими? И в мире царит любовь ложного рода; вы пытаетесь бежать от себя, другой пытается бежать от себя, и оба вы ищете прибежища друг в друге. Это взаимный обман.

Сначала нужно узнать собственное целомудрие, неотъемлемо свойственное нам целомудрие — узнать, что в одиночестве состоит сама наша индивидуальность. Действуйте, исходя из этого одиночества Даже любовь должна опираться на это основание. Тогда вы будете способны любить.

 

316. Поиски

Лао-цзы сказал: «Ищите, и упустите. Не ищите, и найдете». И это одно из самых важных в истории изречений. Вы упускаете искомое в самом факте поисков.

Начиная поиски, вы принимаете неверную отправную точ­ку. В самих поисках вы отталкиваетесь от того, что искомого у вас нет, — вот где изъян. Искомое у вас есть, уже есть. Начав что-то искать, вы тут же становитесь невротичны, потому что ничего не можете найти — искать негде, потому что все искомое уже найдено.

Вы как человек, который ищет очки, когда они уже у него на глазах, на носу: он смотрит сквозь очки и их же и ищет! Он никогда их не найдет, если только не вспомнит, что поиски тщетны, если только не вспомнит: «Если я что-то вижу, значит, очки уже у меня перед глазами; как бы иначе я видел?»

В самом том, что мы видим, скрыта истина. В самих наших поисках скрыто сокровище. Ищущий и есть искомое — в этом вся проблема, единственная проблема, которую человече­ские существа бесконечно пытаются разрешить и которая все более ставит их в тупик.

Лао-цзы предлагает наиболее трезвый подход. Он говорит «Прекратите искать и будьте». Просто будьте, и — к своему удивлению — вы найдете!

 

315. Бесстрашие

Чтобы вырасти в свое предназначение, нужна большая храбрость, бесстрашие. Бесстрашие — самое религиозное качество.

Люди, полные страха, не могут двигаться за пределы известного. Известное дает своего рода удобство, защищенность, безопасность, потому что человек все о нем знает: знает, как справиться с ситуацией. Он может продолжать справляться, оставаясь почти спящим — просыпаться не нужно; в этом удобство известного.

Как только вы преступаете границы известного, возникает страх, потому что теперь вы ничего не знаете, теперь вы не знаете, как себя вести и что делать. Теперь вы не уверены в себе, теперь возможны ошибки; теперь возможны заблуждения. Именно этот страх удерживает людей привязанными к известному, а оказавшись привязанным к известному, человек мертв.

Жизнь можно жить только опасно — нельзя жить по-другому. Только благодаря опасности жизнь растет и приходит к зрелости. Нужно быть искателем приключений, всегда готовым рискнуть известным ради неизвестного. Вот что значит быть искателем. Но, однажды испытав радости свободы и бесстрашия, человек никогда не раскаивается, потому что знает, что значит оптимум жизни. Теперь он знает, что значит зажечь факел жизни с обеих сторон. И единственный миг такой интенсивности приносит больше осуществленности, чем целая вечность посредственной жизни.

 

314. Нерукотворная музыка

В санскрите слово nada значит «музыка», но в испанском оно значит «ничто». Это тоже красивое значение, потому что музыка, о которой я говорю, есть музыка ничто, музыка молчания. Мистики называли ее нерукотворной музыкой.

Бывает музыка, которая не создана, которая просто продолжается в нашем существе как подводное течение; музыка внутренней гармонии. Существует также внешняя музыка сфер — гармония звезд, планет; все существование звучит, как один оркестр. Кроме человеческих существ, ничто не диссонирует; все пребывает в великой гармонии. Поэтому так грациозны деревья, звери и птицы. Только человечество стало безобразным, и причина в том, что мы стали пытаться улучшить себя; мы стали пытаться кем-то стать.

Как только возникает желание стать, человек становится уродливым, выпадает из гармонии, потому что существование знает только бытие; становление — лихорадка ума. Человеческие существа никогда не бывают удовлетворены. Неудовлетворенность создает человеческое уродство, потому что люди полны жалоб, жалоб и ничего другого. Люди хотят одного, другого, третьего и никогда ничем не удовлетворяются; даже получив, они хотят больше. «Больше» продолжается без конца — ум все просит больше и больше. Человечество больно становлением.

Когда человек отбрасывает становление, внезапно слышится музыка. И когда музыка наполняет его и переливается через край, разливается и течет за его пределы, к другим людям, он ею делится. В этом благословение Будд — они полны внутренней музыки, гармонии, и эта гармония их переполняет; она разливается и достигает других людей.

 

313. Умение

Настоящая медитация состоит в умении, не в искусстве — умении спонтанно приходить в молчание. Если вы будете наблюдать, то каждый день, в каждые двадцать четыре часа найдете несколько моментов, в которые вы самопроизвольно приходите в молчание. Эти моменты наступают сами; только мы их не замечаем.

Сначала нужно осознать, когда приходят моменты молчания. И когда приходит такой момент, прекратите все, что делали. Сядьте в молчании, дайте моменту нести себя на своей волне. Такие моменты приходят ко всем — они естественны. Некоторые окна всегда открываются сами, но мы так заняты, что никогда не замечаем, что открылось окно, подул ветер, засияли лучи солнца; мы так заняты работой!

Таким образом, наблюдайте… рано утром, когда вы освежены долгим, глубоким сном, и мир только пробуждается, и запели птицы, и восходит солнце. Если вы чувствуете, что приближается такой момент, что он в вас растет, просто поддайтесь ему. Сядьте в молчании — под деревом, у реки, у себя в комнате — и просто будьте… ничего не нужно делать. Только лелейте это состояние — и не пытайтесь его продлить.

По мере того, как вы приобретаете умение, это состояние будет появляться все чаще. Теперь вы приходите с ним в своего рода гармонию. Любовный роман начинается между вами и состоянием, называемым молчанием, безмятежностью, спокойствием, тишиной, и узы становятся глубже и глубже. В конце концов, по большому счету оно есть всегда. Всегда вы можете закрыть глаза и посмотреть: оно остается с вами. До него почти можно дотронуться — оно становится осязаемым. Но это умение, не искусства Нельзя ему научиться, его нужно перенять, впитать, освоить.

 

312. Метафизика

Слово «мета» значит «запредельное». Физика не охватывает все, материя не охватывает все, и те, кто думает, что больше ничего нет, довольствуются периферией жизни. Они продолжают ходить кругами, но никогда не приходят домой, потому что дом существует в центре.

Метафизика означает вернуться домой, знать, что вы есть сознание, знать, что все существование наполнено сознанием, что сознание — не побочное следствие материи. Сознание — не следствие материи. Материя составляет только тело сознания — его одежду, его приют, его кров, его храм, — но божеством остается сознание. Храм создан для божества — не наоборот. Материя существует, потому что существует сознание — не наоборот.

Материя есть спящее сознание; сознание есть пробужденная материя. И по большому счету, существует только одно — назовите его А, Б, В — Богом, истиной или как угодно. По большому счету, существует одно, и это одно может быть в двух состояниях — спящем и пробужденном. Когда материя начинает осознавать себя, она становится сознанием. Когда сознание забывает себя, оно становится материей.

Те, кто думает, что кроме материи ничего нет, остаются спящими. Их жизнь может быть только блужданием в темноте. Они никогда не узнают, что такое свет, никогда не достигнут рассвета. И конечно, в темноте они много спотыкаются, раня себя и других, и вся их жизнь состоит из борьбы, войны, трений, насилия. Они никогда не узнают, что такое любовь, потому что любовь возможна, только когда вы полны света.

Метафизика — это своего рода добрая мудрость. Логика горька на вкус и сеет раздоры; философы постоянно ссорятся. Тот, кто узнал себя, добр; его присутствие сладко, как мед.

 

311. Внутренняя гора

В полном молчании и покое, когда в уме нет никакого движения, человек начинает чувствовать себя как вершина снежной, заоблачной горы.

Горы всегда привлекали медитирующих В горах что-то есть… — молчание, покой, абсолютная неподвижность, ощущение, что время почти не существует. Гора остается почти неизменной, и сама неподвижность, сама поза горы символизирует своего рода уравновешенность. Кажется, гора глубоко уравновешена; все уравновешено внутри. Будда, сидящий под деревом, выглядит как гора. И не случайно первые в мире статуи Будды были изваяны из камня… просто гово­ря, из куска горы — неподвижной, вневременной, бессмертной, уравновешенной в себе.

Движения ума: мысль, желание, воображение, память — все это создает страдание. Если движения мысли и желания нет, ум исчезает. Вы есть, но при этом нет ума. Такое состояние вне ума даст вам проблеск внутренней горы.

 

310. Сумерки

Многие люди вошли в существование через врата сумерек.

В Индии слово сандхья — сумерки — стало равнозначным слову «молитва». Если вы подойдете к ортодоксальному индуисту во время молитвы, он скажет. «Я делаю сандхью — делаю сумерки». Когда восходит солнце, перед самым рассветом, происходит глубокая перемена. Все бездействовав­шее существование приходит в действие. Сон нарушен; сновидения рассеиваются. Просыпаются деревья и птицы, всюду снова просыпается жизнь, воскресает жизнь — совершая свое ежедневное чудо. Если в этот момент вы дадите себе плыть с общей волной, вы можете подняться к самим вершинам.

И та же перемена происходит снова, когда солнце садится. Все стихает, успокаивается. Покой, глубокое молчание наполняет существование. В этот момент вы можете достичь самих глубин. Утром вы можете достичь больших высот; вечером вы можете достичь больших глубин; то и другое прекрасно — высота или глубина. В обоих случаях вы можете трансцендировать себя, выйти за пределы.

 

309. Атом мгновения

Каждое мгновение — как атом. Нет необходимости в том, чтобы два следующих друг за другом мгновения составляли последовательность.

Только одномерный ум постоянно просит смысла, некоего смысла, соединяющего все мгновения; он хочет, чтобы все было связано причинно-следственной цепочкой, чтобы одно вело к другому, чтобы все куда-то двигалось, стремилось к какому-то заключению — это логический ум, одномерный ум

Жизнь многомерна. В ней нет ничего подобного цели, нет никакого предназначения. И, по существу, нет даже смысла — смысла в таком понимании, чтобы все мгновения следовали друг за другом организованной, к чему-то устремленной процессией. Нет, жизнь никуда не движется. Она просто танцует — танцует на месте. Правильно слово танец, не движение.

Каждое мгновение танцует себя, и лучшее, что может сделать человек — это наслаждаться каждым мгновением, каким бы оно ни пришло, каким бы оно ни случилось. Тогда ваш груз исчезнет бесследно. Это и есть свобода — быть в настоящем мгновении, принадлежать настоящему мгновению, никогда не беспокоясь о прошлом, никогда не беспо­коясь о будущем, которого еще нет, и не пытаясь искать во всем и вся логическую последовательность.

 

308. Теории

Философ изобретает истину. Его истина — не открытие. Это интеллектуальное изобретение философа.

Истину не нужно изобретать. Все изобретенное неистинно. Истина уже существует. Ее нужно открыть, узнать. Не нужно ее изобретать, потому что все, что вы изобретете, будет ложным. Вы не знаете, что такое истина; как вы можете ее изобрести? Все изобретенное в невежестве будет только проекцией невежества. Истину нельзя изобрести; ее можно только открыть, потому что она уже существует.

Во-вторых, нет никакой пелены, застилающей истину; пелена застилает ваши собственные глаза. Истина не скрыта. Истина абсолютно ясна; она прямо перед вами. Куда бы вы ни смотрели, вы смотрите на истину. Что бы вы ни делали, вы совер­шаете действие с истиной. Знаете вы это или нет — неважно.

Настоящий искатель истины тот, кто не изобретает, кто не отгадывает, кто не умозаключает, кто не выводит логических построений, но просто остается восприимчивым, открытым, чутким, уязвимым и доступным истине. Искатель истины должен научиться одному: быть бесконечно пассивным и терпеливо ждать. Истина всегда случается, когда вы открыты.

 

307. Границы

Любовь требует, чтобы были отброшены территориальные границы. Эта очерчивающая нас невидимая линия должна исчезнуть, поэтому становится страшно — страх приходит из нашего животного наследия. Именно поэтому, будучи в любящем состоянии ума, вы выходите за пределы животного наследия. Впервые вы становитесь человеческим существом — человеческим в полной мере.

Если вы действительно хотите, чтобы ваша жизнь была полной, богатой, бесконечно яркой, нет ничего другого, кроме как отбросить границы. Единственный путь к такой жизни — больше и больше смешиваться с людьми. Позвольте, чтобы больше и больше людей вторгалось в ваше существо, позвольте, чтобы больше и больше людей входило в вас

Люди могут причинить боль — что вызывает страх — но этот риск необходим. Дело того стоит. Если вы всю жизнь защищаете себя и никому не позволяете к себе приближаться, какой смысл вообще быть живым? Вы станете мертвым еще до смерти. Окажется, что вы вообще не жили. Окажется, что вы жили так, словно вас не было, потому что нет другой жизни, кроме как в отношениях. Таким образом, необходимо рискнуть.

Все человеческие существа точно такие, как и вы. В самом существенном все человеческие сердца подобны друг другу. Позвольте людям к себе приблизиться, впустите их в себя. Если вы впустите в себя их, они впустят вас. Когда размываются границы, случается любовь.

 

 

306. Наполненная пустота

Одной рукой создавайте пустоту, другой — наполненность, чтобы, когда вы станете совершенно пусты, в вашу пустоту могла войти наполненность.

Иногда бывает так, что человек до болезненности привыкает к одному роду медитации. Это привыкание ведет к определенному оскудению. Вы должны впускать в себя многие измерения. Возьмите хотя бы две медитации: одну не актив­ную и одну активную. Это основное условие; иначе личность становится однобокой.

В наблюдении весь процесс пассивен. Делать ничего не нужно. Это не действие; это своего рода недействие. Это буддистская медитация — очень хорошая, но неполная. И буддисты стали очень однобокими. Они стали тихими и спокойными, но что-то потеряли — то, что я называю блаженством.

Мировоззрение буддизма — одно из самых красивых мировоззрений, но оно не полно. Чего-то недостает. В нем нет мистицизма, нет поэзии, нет романтики; почти голая математика — геометрия души, не поэзия души. А пока вы не знаете танца в медитации, не довольствуйтесь достигнутым. Будьте в молчании, но используйте молчание как путь к блаженству.

Выбирайте техники медитации, включающие танец, включающие пение, музыку, чтобы одновременно с молчанием в вас росла способность наслаждаться, радоваться.